Автор умудрился вывернуть заявку наизнанку. Автор извиняется.
292 слова— Смерти нет, — тихий шепот. — Есть только Сила. Вейдеру чудится, что за Люком стоит Оби-Ван. Что это слова — его последнее напутствие. Кеноби, конечно же, там нет — это угасающее сознание подкидывает иллюзию. Тем не менее, в нее хочется поверить. Вейдер улыбается сыну — почему бы не улыбнуться в последний раз? И свет перед глазами меркнет.
Он уверен, что это конец. Так и должно быть. И когда тот же голос зовет его, он сильно удивлен. — Эни, — говорит Оби-Ван — сейчас Вейдер… Или уже не Вейдер? — совершенно уверен в том, что это именно он. — Энакин, открой глаза. И он открывает. Их много вокруг — джедаи. Кто-то из них знаком, кто-то — нет. Он вытягивает обе руки, чтобы убедиться в том, что глаза не врут, и видит живые руки, а не протезы. Когда Энакин был совсем маленьким, Шми рассказывала ему сказки. В том числе среди них были и те, в которых заколдованные принцы или принцессы были вынуждены жить обезображенными из-за проклятия. Общее в этих историях было и другое — в самом конце всегда находился тот, кто возвращал персонажу настоящий облик. Из горла раздается сдавленный смешок, и ассоциация приходит сама: теперь «проклятия» больше нет. — И чем я это заслужил? — Говорит Энакин. Теперь он совершенно уверен в том, кто он. Больше не Вейдер. Его обнимают чьи-то теплые — разве так может быть? — руки. Все те же руки касаются его плеч, и Энакин позволяет себе наконец заглянуть в глаза Кеноби. Он рядом. Остальные — чуть поодаль, замерли в ожидании. — Тем, что снова стал собой, — говорит Оби-Ван. Он удивительно ласковый в этот момент, удивительно мягкий. — Тем, что доказал, что Падме была права, и в тебе еще остался Свет. Он улыбается. И Энакин улыбается тоже. Ему хочется спросить о том, простил ли его Кеноби, но он молчит. Видит по глазам — простил.
292 слова
н.з.
н.з.